журнал DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист )
DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Страсти по Матфею. Мост через пропасть DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : На пороге Империи DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Иоанн Павел II и русский медведь DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Слово редактора. Роксолана Черноба. DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Движения сквозь сомнения DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Василий Аксенов:  о байронитах,  лисах  и  земле DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Содержание номера DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Мацзян  –  судьба и забава миллиардов DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Профи-файлы DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Шепот теней и бликов DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #09 : Михаил Шемякин: Художник - Воин
журнал DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист )#09

english version |
 
о проекте |
 
манифест |
 
в номере |
 
архив |
 
редакция |
 
контакты |
 
партнеры |
 

on Top |
 
события |
 
спецпроект |
 
DE I видео |
 
DE I музыка |
 
DE I Media Group |
 
 


 
 

DE I #09: Василий Аксенов:  о байронитах,  лисах  и  земле

ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ:  О БАЙРОНИТАХ,  ЛИСАХ  И  ЗЕМЛЕ

Текст и фото Максим Масальцев

Роман Василия Аксенова «Редкие земли» попал в раздел бестселлеров. Название простое, но надежное. Читатель не соскучится, судьба молодых российских олигархов, сделавших состояние на полезных ископаемых, – это с первых полос газет. Книга притягивает фирменным аксеновским бредом очевидца: как не фантасмагоричны описываемые события, найдется дюжина человек, которые поклянутся, что это истинная правда. Как и то, что русский писатель (это и есть В. Аксенов), поселившийся на юго-западе Франции в Биаррице, в записках и воспоминаниях выстраивает свою метафору существования отдельных людей на этой Земле.

DE I: Как вы поселились в Биаррице?

В.А.:  В 1999 году меня пригласили почетным гостем в Тулузу на забавный арт-фестиваль. В то время был популярен соц-арт. Организаторы опустили в реку Гарон гигантские фотокопии «Рабочего и колхозницы», фотографии Сталина с Мамлакат (пионерка-ударница, собиравшая хлопок на летних каникулах. – Ред.) и все в этом духе. Изображения простирались под мостами, по руслу руки, на очень большой глубине, и колебания воды создавали интересное впечатление. Когда фестиваль закончился, у меня появилось свободное время, и я захотел съездил к морю. В Ницце и прочих местах я бывал и повернул в сторону Биаррица. В начале прошлого века Биарриц был очень модным местом у русской аристократии. По весне они заезжали сюда целыми поездами вместе со слугами.
В конце 2000 года я уже планировал закончить работу в университете и перебраться в Европу. Темной ночью 1 января 2001 года я снова оказался в Биаррице и решил посмотреть рекламки по недвижимости – вдруг найду какой-нибудь домик для себя. В самом центре незнакомого города, сделав всего несколько шагов, я увидел окно и в нем фотографию дома. И вот это оказался мой домик с целым садом. Мне он подошел.

DE I: Я был в Биаррице весной 97-го. Как раз на Пасху. По-моему, в Биаррице на 400 километров есть единственный русский храм.

В.А.:  Да, храм Александра Невского.

DE I: Через дорогу, прямо напротив, палас-отель, чуть ниже выход на городской пляж к зданию казино и променаду. Открыв первую главу «редких земель», я испытал практически стереоскопические ощущения (история романа начинается в Биаррице). Все как 10 лет назад: пасхальная служба в игрушечном храме, сильный ветер с Атлантики, невероятной глубины отлив – в темноте только океан слышно, мокрый песок так черен, что идешь, словно по пустоте.

В.А.:  Приход, к сожалению, развалился, и вокруг храма жуткие дрязги. Распадаются остатки старого культа Биаррица.

DE I: Жаль. А эти красивые люди с обожженными солнцем испанскими лицами, но говорящие по-украински, еще появляются?

В.А.:  Это украинцы из Испании. Они-то и перестали ходить. До этого момента настоятелем был китаец – отец Георгий. У нас с ним были очень хорошие отношения. Он ратовал за воссоединение с Московской патриархией, так его турнули... Сейчас для тех, кто остался, приезжает служить священник из Парижа.

DE I: Почему вас перестали печатать в Америке?

В.А.:  В течение всех лет, пока я жил в Америке, меня печатало одно из крупнейших издательств, а может быть, и самое крупное, «Рендом Хаус». Они издавали переводы моих книг «Московская сага» ведь вышла в Америке впервые была ли от них прибыль? Как ни странно, мой самый авангардный роман «Ожог» стал наиболее прибыльным. Но они печатали меня не для прибыли: меня и похожих на меня публиковали для поддержания своего престижа, как необходимость. Но вот произошла очень странная ситуация, типичная для XXI века. Во-первых, громадное издательство поглотил немецкий издательский дом, фактически откусил голову... Известно же, что динозавры без головы ходили. Мой издатель, конечно, сказал мне: «Ты не бойся...» Но немцы заслали своего агента. Потом его назначили, и он стал увольнять и набирать других людей. Разогнав редакцию, взялся за авторов, которые не приносят больших барышей, в том числе и меня. На прощальном вечере мне сказали, что я спасал свои романы из Советского Союза... А я им ответил, что пришло время спасать их из Америки.

DE I: Ваши романы в России наверняка должны приносить прибыль.

В.А.:  Да, хотя и не такую, как в Америке. Это для меня совершенно не главная цель, я ее не преследую. Если есть удача, то это хорошо. Но сам я за удачей не гонюсь. Я пишу по-русски и здесь есть небольшое число людей, которые могут оценить язык книги, не только историю, рассказанную в книге, но и то, как она рассказана.

DE I: Для русского писателя это чуть ли не самое важное...

В.А.:  Конечно. Где писать – это все равно. Говорят, что писатель может работать вдали от родины...

DE I: Пройдя через «Редкие земли», трудно пропустить одну из главных проблем мыслящего человека – отношения с властью. Доверие к власти – удел бесстрашных людей?

В.А.:  От власти, так или иначе, все зависят. На то она и власть. Но требования, которые предъявляет власть к людям, должны иметь понятные законные формы, например в форме налога.
Ведь мы видели, что произошло с ЮКОСом. Они стали первыми, кто стал нормально платить, последние годы своего существования вообще не выдавали никакого черного нала и стремились к прозрачности... В то время и сейчас больше половины страны ведет двойную игру. Трудно сказать, кто сколько зарабатывает денег и каким образом. Эта тема почти не существует – выписывают одну сумму, а платят другую...
Помните, в романе кто-то из асимметричных лиц спрашивает: «Как же можно верить нам? Вы должны верить Родине...» А ему отвечают: «Так как же можно этой суке верить?» Пока комсомольцы препирались, Ашка (героиня романа «Редкие земли») встала и спросила: «Где расписаться?» Она за многих мужчин приняла решение. Это были бесстрашные люди. Я слышал, что за время этого Клондайка не меньше 30 тысяч бизнесменов погибло. Это невероятно, столько людей решили рисковать, не имея никакой защиты государства.
И эти ребята, которых сейчас осудили на второй строк... Это такая сталинщина, такая хрущевщина... Хрущев, который за жалкие доллары приказал пересудить и расстрелять... Рокотов и Файбышенко – вот мученики этого уничтоженного капитализма Фактически шла борьба не на жизнь, а на смерть... Вот книга Юлия Дубова «Большая пайка», она написана неровно, но в ней очень точно отражены процессы, которые необходимо знать и помнить.

DE I: Может, должно произойти что-то ужасное, чтобы какое-то количество людей перестали гоняться друг за другом с палками?

В.А.:  Прежде всего нам надо вырабатывать толерантность, должна приветствоваться либеральная идеология. Администрация Путина хотя и наваляла ерунды, но она еще какой-то стабилизирующий фактор. Что из этого получится, трудно сказать. Но не дай бог произойдет какой-нибудь путч...

DE I: Что чем управляет: идеи идеалами или наоборот?

В.А.:  Это, по-моему, совсем разные вещи. Идеал – это неоформленное что-то, это вроде вдохновение... Идея же всегда выражается в политике. Это разные вещи.

DE I: Выходит, что искусство ничего не может дать политике?

В.А.:  Практически оно должно быть в стороне от политики Искусстве и политика – это строительный материал. Идеал – это то, что толкает людей к творчеству. Если влезаешь в политику, толка большого не будет. Вот так же, как Пастернак, который был в принципе рожденный гений. Он в идеалах весь витал, а его все время подталкивали стать ведущим поэтом социалистической державы и т. д. Я как раз сейчас читаю замечательную книгу Быкова (серия ЖЗЛ «Пастернак»), там есть упоминание о знаменитом телефонном разговоре с дядей Джо о Мандельштаме. И Пастернак все время пытался ему объяснить – он не из вашего огорода. Вам нужна формулировка, а у меня ее нет и не может быть по определению. При всем уважении он не может сделать выбор... А Сталин сказал, что хотел поговорить о жизни и смерти и в конце концов брякнул трубкой.

DE I: В вашем романе многое звучит не впрямую, и тем не менее достаточно публицистично, что для вас особенно важно.

В.А.:  Конечно. Это тема возвращения культа большевизма...

DE I: Исторически поддержание любого культа прибавляет стране стабильности.

В.А.:  Жажда стабильности – это понятно.

DE I: Правда, возникает большой недобор в понимании, из чего на самом деле состояла эта стабильность. Я имею в виду молодое поколение.

В.А.:  Но у нас и так достаточно инертный народ, с 88--89-го годов им открывают тайны этого страшного государства. Всех этих дыр в затылках всех этих страшных захоронений, пыток и всего прочего. И ни черта не действует! Что, ничего этого не было, стало быть? Мы опять собираемся НАТО сопротивляться?

DE I: Ракеты, кажется, уже никого не пугают. Нефть, газ, энергетическая безопасность – штука посерьезнее.

В.А.:  Европейский капитализм гибкий, вязкий. Его невозможно сразу уничтожить, он из всего выкарабкивается. Из Первой мировой войны – вылез, из революции зверской – вылез, из Второй мировой войны – вылез, хитро используя Сталина со всей его хеврой, правда, последним удалось захватить Восточную Европу. Западный капитал имеет очень сильную структуру. И Александр Исаевич Солженицын, когда он в Гарвардском университете кричал: «Вас разрушит монолит этого государства, вы все тут разнежились... Вот как сейчас ударят, и от вас ничего не останется» – пугал... Но это оказалась чепухой, и все получилось с точностью до наоборот – развалился этот монолит. А эти вроде бы и несильные, какие-то либеральные.
Я приехал в Штаты в эмиграцию в 80-м году. Коммунизм идет победной поступью по всей планете. В Африке – Ангола, Мозамбик – все становятся коммунистами. Все погибает. Вьетнам захвачен коммунистами и т, д. И никаких надежд нет. и вот я включаю телевизор в один из первых дней и вижу репортаж из корпуса морской пехоты, в кадре такие мощные, накаченные ребята. И ребята говорят, мол, вы не волнуйтесь, мы остановим коммунизм... Так и получилось. Наш посол Трояновский все твердил: «Вы поймите, господа, коммунизм необратим...» А Джин Кирпатрик, дама, которая представляла США, отвечала: «Александр, ну почему необратим? На острове Гренада это сделал один батальон морской пехоты». Так что не надо переоценивать возможности большевизма. Мне кажется, что в администрации президента есть ребята, которые это прекрасно понимают.

DE I: Понимают, но о пропаганде не забывают.

В.А.:  Это даже не пропаганда... Недавно у меня была запись на телевидении, и тут все телевизионщики стали говорить, что на них давление колоссальное... Я интересуюсь, а как же оно осуществляется... Вам кто звонит? Вас вызывают? А они: «Нет, да наши сами туда звонят...» Такого в Советском Союзе не было. Там самим позвонить нельзя было, а только надо было отвечать на звонки.
Кроме этого телевидения, где все перепуганы, у нас нет цензуры вообще. Стопроцентное отсутствие цензуры в литературе, в искусстве, з кино – нет никакой цензуры совершенно. Такого не было в России никогда. Мы недавно встречались в Союзе писателей с Дмитрием Анатольевичем Медведевым – молодой первый вице-премьер. Многие писатели как всегда жаловались на недостаток средств в журналах, издательствах. А он так толково говорит: «Вы что, хотите к прошлому вернуться?» И все, одной фразой поставил на место.

DE I: Когда вас в первый раз уличили в антисоветчине? Кажется, в 68-м году за повесть «Затоваренная бочкотара»?

В.А.:  Ну, это ерунда, главное началось в 78-м, после романа «Ожог». А после «Бочкотары» ничего не было. Ее напечатали в журнале «Юность», выходящем тиражом в 3 миллиона экземпляров. И все просто не верили своим глазам: такая лихая сатирическая повесть... Были статьи, которые меня долбали, но меня долбали всегда в советское время. В «Комсомольской правде» была огромная статья, где мне шили антисоветчину. Базировалось это все на эпизоде, когда они прибывают в Коряжск, а там такая башня с электрическими часами, на которых время 19.07, и через 10 минут должен приехать поезд. Он прибывает и уходит в никуда. Автор статьи пишет: «Вы приплюсуйте десять минут к 19:07 и получите 19.17. И вы поймете, что имел в виду этот автор». Это получилось как-то подспудно, у меня этого совершенно в голове не было – 1917 год. Случайность.

DE I: Сегодня сатира нужна для оздоровления общества?

В.А.:  Я даже не думаю, что это такая нацеленная сатира. Но желательно, чтобы общество не покидало чувство юмора. Не надо стремиться к звериной серьезности во всем, о многих вещах стоит говорить с легкостью. Не фиксироваться, не зацикливаться ни на чем... Ах, вот вы так считаете, месье, а я готов с вами согласиться, если бы я не думал в полностью противоположном направлении... Вот примерно такое джентльменское бытование... В стране надо создать институт джентльменов. Научить их хорошо шутить и не врать друг другу.

DE I: В новом романе, кажется, эта тема звучит очень болезненно. Герои умеют не врать, понимают юмор, но столкновения с властью превращает их в основательных циников.

В.А.:  Надо всегда иметь в виду, что все они последние комсомольцы. Вот это очень важный аспект. Я вообще склонялся к тому, что в последние советские годы комсомол практически превратился в партию, альтернативную КПСС. Несмотря на сопутствующую демагогию, было заметно, что с комсомолом происходит что-то серьезное, Вроде бы прикрываясь демагогическими лозунгами, что это борьба с мещанством...
И это началось еще в 69-м году. Я помню, в новосибирском Академгородке наблюдал, возможно, первую попытку ввести капиталистические принципы бизнеса. Инженеры-комсомольцы создали фирму «Факел» и вербовали ученых из различных НИИ для выполнения заказов, собранных по предприятиям. От желающих поработать не было отбоя, потому что един заказ приносил столько денег, сколько ученый не получал за год. Никакие государственные структуры не могли добиться подобной рентабельности. Они ничем не торговали, кроме своей интеллектуальной собственности. Под прикрытием комсомола их бизнес процветал год-два, потом их стали давить. И додавили, одновременно убив всю либеральную жизнь этого Академгородка.
А там была очень серьезная интеллектуальная жизнь. Там, например, было кафе «Интеграл», где комсомольцы отдыхали. Они устраивали идеологические дискуссии, например, на правомочность однопартийной системы. Собранные реплики записывались на доске и потом как-то суммировались. И на тот момент, по их расчетам, существующий политический строй себя исчерпал. Мы это вроде как все понимали, но не думали, что доживем. Оказалось, что дожили...
Ну, например, они устраивали такие театрализованные демонстрации – парад физиков под лозунгами различных политических партий послефевральской России: анархисты, синдикалисты, трудовики, конституционалисты, демократы. Происходило что-то совершенно невероятное. Наблюдавшим это безобразие партийным бонзам просто объясняли, что остальные партии – это те, кого одолела наша Коммунистическая партия.
Для подростков они открыли мушкетерский клуб, в котором прививались принципы офицерской чести. В Академгородке проходили выставки московских неформалов. Именно там впервые прошел первый открытый концерт Галича. И в се это покрывал комсомол.
Это было зарождение какого-то инакомыслия. И если такое возможно было допустить, значит, система уже дышала на ладан. Многие из них превратились просто в циников. Но лучшие люди, редкие люди, в этом весь смысл этого романа – редкостность, редкие люди делались теми, кем был Ген Стратов. А кем он был? По сути дела он был байронитом. Это возвращение байронизма. Возвращение байронизма на фоне вот этого развала – подспудное, неназванное движение байронически настроенных молодых людей. Но воссоздать подобную редкостность по заказу правящей идеологической верхушки в этой стране невозможно. Это может стать результатом переработки и анализа обычной текущей жизни.

DE I: Бизнесмена-писателя Минаева с его «Духлессом» можно зачислить в этот институт джентльменов?

В.А.:  Да. Его герой тот же байронит... Его жизнь – проявление байронизма, и это совсем неплохо. Недавно в «Московских новостях» я видел рецензию на спектакль по новой пьесе, там шла речь о каком-то олигархе, у которого было три любовницы. И они одна за другой вступают в действие, а потом всем вместе там с ним разбираются. Написал это сочинение бизнесмен гораздо круче Минаева...

DE I: Когда бизнесмены писать успевают?

В.А.:  Может быть, они бездельничают? А мы-то думаем, что они работают.

DE I: Можно разделить писателей на бездельников и трудяг, подразумевая, что Пушкин – бездельник?

В.А.:  Нет, я бы так не стал делить. Вот Исайя Берлин квалифицировал писателей на лис и ежей. Лисы – исследователи, разрывающие незнакомые норы, а ежи – накопители, блуждая по земле, собирают самые разнообразные впечатления о чем-то своем.

DE I: А вы кто?

В.А.:  Я... Пожалуй, лис.

© DE I / DESILLUSIONIST №09.  «ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ: О БАЙРОНИТАХ, ЛИСАХ И ЗЕМЛЕ»

Понравился материал?